Бывшая психиатрическая лечебница XIX века недалеко от Ступино была реорганизована в 2016 году и перешла под юрисдикцию Московской наркологии. Сегодня территория РЦ «Остров» больше похожа на странный детский сад для взрослых — кругом ухоженные лужайки, клумбы с цветами, инсталляции из камней, баскетбольная площадка, беседки. В дни посещений здесь многолюдно. Родственники «накрывают поляну», и со стороны это похоже на самый обычный пикник. Но он всё же не совсем обычный. И на столах нет алкоголя. Подробности — в материале «Известий».
На 101-м км трассы «Дон», на берегу Оки, в окрестностях города Ступино, удивительной красоты места. С забегающими за горизонт полями, грибными рощами, площадками для пикников и романтическими названиями вроде Малюшиной Дачи, Алеева, Поляны Невест. Там своей обычной жизнью живут люди, гуляют парочки и дети играют в бадминтон. Совсем рядом, за забором, в деревне Старая Ситня, в палате реабилитационного центра, меняют памперсы молодому парню по имени Алексей. Ему 28 лет, и он никогда не играл в бадминтон. Большую часть жизни Алексей посвятил употреблению метадона. Его шансы на выздоровление минимальны. Но он хочет уехать домой, помогать матери (читай, колоться). Алексей — один из 105 пациентов РЦ для наркоманов и алкоголиков «Остров».
Территория РЦ «Остров»Фото: Этери Чаландзия
Олег, 35 (все имена изменены). Наркоман, героиновый зависимый с 12 лет. «Воровал, постоянные приводы, две отсидки. Чего мне ждать? Я готов здесь жить вечно, ни родных, ни дома у меня нет, и я не помню, когда я столько ел досыта и спал на чистых простынях. Буду продлевать лечение, насколько возможно. Что будет потом — не знаю». Широко улыбается беззубым ртом.
Игорь, 47. Наркоман, 22 года метамфетаминового употребления. «Всё, что я пока смог, это развалить собственную жизнь. Часто сам удивляюсь, что вообще жив остался. Вам тут многие расскажут, как чуть не померли и как хоронили соупотребов. Потом попал сюда. После года, проведенного в РЦ, я понял, что хочу помогать другим зависимым. Это всё, что я умею и могу делать. Пока так». Игорь волнуется и стесняется заученных фраз.
Ирина, 33. Алкоголичка, почти 11 лет зависимости. «Мне очень сложно, я не знаю, что будет дальше. Вся жизнь как будто рассыпалась. Меня лишили родительских прав. Но есть шанс, что суд вернет мне моих детей. Я настроена решительно». Хочется ей верить.
Время от времени по газонам мимо беседок шныряют вороватые коты. Сбоку — источник и медитативная площадка, оформленная руками пациентов. Неподалеку — Богородицерождественский храм. Говорят, из центра часто приходят к настоятелю, отцу Павлу. На службу, исповедь, причастие, за прощением, отпущением грехов, облегчением, попыткой найти себя, надежду, силы и смысл жить.
На въезде в РЦ — шлагбаум, машину просят оставить на площадке перед местным магазином, внутрь пускают пешком, калитка на территорию центра тоже не на запоре, внутри корпуса — окошко охраны, но и здесь все двери не на замках. На территории нет ни одного случайного человека, но здесь никого не держат по принуждению. Для персонала и врачей это личный выбор, часто продиктованный собственным непростым прошлым, для тех, кто попал сюда на больничные койки, тоже свой выбор или вынужденная мера.
Несмотря на идиллический пейзаж за забором и очарование подмосковной сельской местности, жизнь внутри центра подчинена строгому распорядку и дисциплине. С утра до вечера занятия в группах, с психологами, работа в столовой, в саду, в жилом корпусе. По выходным — кино и посещения родственников. Возможно, это незаметно с первого взгляда и не ощущается в воздухе, но на территории подмосковного реабилитационного центра особая атмосфера — здесь люди, уже поломавшие свою и не только жизни, получают шанс. Остановиться, завязать, «пересобрать матрицу», начать сначала. «Остров» — не зона чудес. Пациенты не преображаются, едва ступив на территорию РЦ. Но здесь всё сделано для того, чтобы они хотя бы попробовали.
Андрей Новаков, заведующий социально-психологической службой Московского научно-практического центра наркологии. В 2014-м главный внештатный нарколог России Евгений Брюн поручил ему работу по развитию первого бесплатного реабилитационного центра для наркоманов и алкоголиков. В апреле 2019 года РЦ «Остров» отпраздновал свой пятилетний юбилей.
Андрей НоваковФото: Этери Чаландзия
А.Н. Евгений Алексеевич (Брюн) тогда практически дал мне карт-бланш. Видимо, сыграло свою роль наше старое знакомство по работе в неправительственных организациях. Мы начали с того, что выписали последних психиатрических пациентов, поскольку эти две области несовместимы, и практически сразу стали поступать ребята из московских стационаров. Результаты оказались поразительными. За пять лет ни один из наших первых пациентов не сорвался! Мы до сих пор называем их нашей «Золотой сотней». Мне кажется, вообще все, кто стоит у истоков, всегда получают самые большие дивиденды. Эти люди получили дивиденды в качестве выздоровления.
— То есть тем, кто пришел позже, повезло меньше?
— Ни в коем случае. Просто «Золотая сотня» — до сих пор очень особенный опыт в нашем терапевтическом сообществе. Работа центра продолжилась, с тех пор прошло много пациентов, и они перестали задерживаться в нашем поле зрения. Они снимаются с учета, часто мы теряем их следы. Я искренне надеюсь, что у них всё в порядке, но с теми нашими первенцами у нас осталась особая связь.
— Как долго вы мониторите своих выпускников? Существует ли система наблюдения профилактики срыва?
— Конечно, это пять лет для наркоманов и три года для алкоголиков. Срок недавно был снижен до трех лет для всех групп. В течение этого времени мы не просто звоним пациенту с вопросом: «Всё ли у вас в порядке. Не употребляете? Ну и слава богу», а оцениваем анализы, встречаемся и беседуем с людьми. Диагностика и наши исследования могут подтвердить ремиссию сроком на три года. По нашим наблюдениям получается, что более 50% человек остаются «чистыми».
Фото: Этери ЧаландзияПациенты реабилитационного центра «Остров»
— Более 50% — очень высокая цифра. Это действительно реальные показатели?
— Да, они именно такие. Но надо понимать, что это очень «концентрированная» выборка. Люди, которые не прервали лечение в стационаре, не ушли на адаптационном этапе реабилитации и прошли полный курс, а потом еще вернулись в Москву и продолжили посещать группы само- и взаимопомощи, — настоящие герои. Это сознательный выбор добровольного участия в реабилитационной программе и высокая мотивация пациента. В Ступино попадают люди, которые буквально достигли самого дна, у кого-то нет денег, кого-то «прижала» полиция, у кого-то открыты вопросы с опекой. РЦ для них чуть ли не последний шанс вернуться к нормальной жизни, но есть те, кто всё равно срывается, исчезает, а спустя какое-то время возвращается вновь. Недавно, на пятилетнем юбилее центра, у нас была одна девушка из тех первых пациентов, у которой сейчас очередная ремиссия — четыре месяца. Но, несмотря на срыв, очевидно, что это уже совершенно другой человек и другая жизнь. Евгений Алексеевич считает, что ощутимые результаты выздоровления вообще возможны только при соблюдении всех факторов: детокс, стационар, постлечебная реабилитация, сопровождение группами самопомощи. Только если все эти условия будут соблюдены, если человек сам понимает, что полумеры здесь не работают, — возможна длительная ремиссия. Конечно, бывает по-всякому: кто-то возвращается к употреблению, кто-то оказывается в тюрьме. Наша задача — стараться не терять своих пациентов из поля зрения. Какими бы ни были обстоятельства их жизни, нам важно сопровождать их на всех этапах.
— Как вы помогаете решать проблемы своим пациентам, осужденным по 228-й статье?
— У нас есть межведомственное соглашение о работе с УФСИН. Нас в какой-то мере обязали к этому, поскольку появилась статья о замене уголовного наказания прохождением курса лечения и реабилитации. Вообще-то это был по-своему революционный момент взаимодействия двух организаций. УФСИН пошло навстречу, несмотря на то что наш центр находится в МО и сюда дела не передаются. Нам пришлось столкнуться с волокитой и бюрократией, приходилось передавать дела из инспекций Москвы в инспекцию Ступинского района МО, самостоятельно и по неудобному графику привозить людей в город для отметки. Но теперь эти вопросы решены, и УФСИН приняло наш стационар как альтернативу. Нас периодически посещают инспекторы и психологи этого ведомства, которые ведут учет своих клиентов.
Фото: ТАСС/Антон Буценко
— Для госструктуры у вас поразительный персонал. Как вам удалось добиться такого профессионализма и доброжелательности, особенно на контрасте с тем, к чему мы привыкли в постсоветской системе здравоохранения?
— Я думаю, это связано с тем, что у нас здесь много разных профильных специалистов, которые умеют работать в команде. Нам повезло, когда мы только приехали, здесь были врачи-психиатры, давно работавшие с пациентами, а это очень особенные люди, которым не всё равно. Иначе они и не смогли бы работать здесь долгие годы. Они сопереживают и сочувствуют своим пациентам, для них это в первую очередь живые люди, нуждающиеся в помощи. Прошло совсем немного времени, и стало понятно, что принципы милосердия должны применяться и к пациентам наркологического профиля. Кроме того, мы привезли из Москвы команду, у которой был огромный опыт создания терапевтических сообществ в платных центрах. Мы постарались реализовать то же самое на территории госучреждения. Мы работали на то, чтобы соединить работу медицинской и социально-психологической служб, не доминировать и сохранять человеческий и профессиональный подход в отношении к пациенту. На это ушло время, но у нас, похоже, получилось.
— Сколько человек сейчас работает в РЦ?
— У нас восемь психиатров-наркологов, врач-терапевт, врач-физиотерапевт и зубной врач, плюс дежурная служба — три доктора на 110 пациентов. Кроме того, социально-психологическая служба: медицинские психологи, специалисты по социальной работе, социальные работники, инструкторы производственного обучения.Зарубежные специалисты, которые приезжали к нам в центр, оценили наш подход, многие понимают, как затратно вести круглосуточное меднаблюдение. Тем более в такой сфере, где есть риск профессионального выгорания и раннего выхода на пенсию. Но мы пошли именно таким путем, хотя во многих странах длительная работа в такой сфере не приветствуется. Я и сам часто езжу в командировки, и мы отправляем наших сотрудников на курсы повышения квалификации и образования. Готовим свои социальные кадры по работе с пациентами с ВИЧ и другими заболеваниями.
— Ваш центр бесплатный, отсюда можно уйти в любой момент. Удивительна эта политика открытых дверей.
— Любой, кто приезжает сюда, имеет право прервать лечение в любой момент. Это в первую очередь решение самого человека, что он хочет — сесть в тюрьму, продолжить употреблять или начать выздоравливать. Здесь людей никто не прячет, их не удерживают насильно взаперти. Здесь нет мотиваторов, принуждающих оставаться и проходить лечение, нанятых родителями за деньги. За время существования реабилитационного центра с апреля 2014 по июль 2019 года медицинскую помощь, психологическую поддержку и социальное сопровождение получили 3877 человек (в 2014-м — 267 человек, в 2015-м — 524, в 2016-м — 477, в 2017-м — 654, в 2018-м — 1248, в 2019-м — 707). Когда реабилитация долгая (до года), эти ребята требуют особенного внимания, поскольку начинаются сложности с социализацией и возникает перекос в сторону «госпитализма». Они привыкают к жизни в центре, а им рано или поздно надо возвращаться в социум. В какой-то момент мы начали возить их в Москву за свои деньги, водили по музеям, выставкам. Придумали тренинги по риторике, был большой проект по арт-терапии в прошлом году. Наша цель — избавить их от изоляции, научиться брать ответственность за поступки, закрыть все истории с прошлым, которые им мешают. Составить характеристики для опеки, решить вопросы в судах, с отсрочками платежей, пока пациент находится на лечении, получить в центре занятости квоту на образование. У нас есть юридический отдел, который занимается всем этим. И наша цель — после выхода из центра дать им нормальную работу, а не, условно говоря, место уборщика.
Фото: Этери Чаландзия
— Андрей, а что движет лично вами? Это же непопулярная карьера.
— Конечно, отчасти я функционер, но в первую очередь я христианин. Не мне решать, кому жить, а кому нет. Я исповедую милосердие. Эти люди спасают меня. Так же как и я их.
P.S. «Метадоновый» Алексей все-таки прервал курс лечения и уехал домой, «помогать маме». Мало кто верит в эту «помощь», но здесь, как нигде в другом месте, понимают, что всех не спасти. Арифметика выздоровления немилосердна. Но свобода, в том числе свобода выбора, дает возможность каждому самому ответить на вопрос: чего человек хочет — умирать или выздоравливать?
iz.ru
